отрывок из самой яркой, на мой взгляд, новеллы

Я подошел к ней, хотел успокоить, взял её за руку. Рука была горяча и суха, как трут; слабо зашевелились в моей руке её пальцы. Все в ней было вяло, беспомощно, безжизненно. И только губы прошептали еще раз, как будто издали:
- Я боюсь! Я так боюсь!
И тихо вздохнула она, как будто задыхаясь:
- О, как душно!
Эти слова, произнесенные шепотом и будто вдали, прозвучали тайной между нами. И всё же я чувствовал: они были обращены не ко мне. Я схватил её за руку. Она не сопротивлялась, лишь слегка задрожала, как деревья тогда, в ожидании грозы. Я крепче прижал её к себе. Без сопротивления, словно теплая, ниспадающая волна, коснулись её плечи моей груди. Теперь, наконец, я прикасался к ней. Я вдыхал зной её кожи, влажный аромат её волос. Я не двигался, она молчала. Странно было всё это, и любопытство моё разгоралось. Постепено росло моё нетерпение. Я коснулся губами её волос - она не сопротивлялась. Тогда я поцеловал её губы - они были сухи и горячи - и, едва я поцеловал её, они вдруг раскрылись, будто вбирая влагу, но без жажды, без страсти, как у ребенка, сосущего спокойно, вяло, ненасытно. Полной томления ощутил я её. Как её губы, прильнуло ко мне её стройное, теплое, сквозь легкое одеяние трепещущее тело, и прикосновение его напоминало мне только что испытанное прикосновение ночи - бессильное, спокойное, но полное упоения и жажды. И вот, держа её в своих объятиях, - мысли бродили ярко и беспорядочно, - я ощутил теплую, влажную землю, изнывающую в трепетной жажде освобождения, ощутил бессильную, знойную, пылающую природу. Я целовал и целовал её, и мне казалось, будто я обнимал весь огромный душный, истомленный мир, будто жар, которым пылали её щеки, был испарением полей, будто её мягкой теплой грудью дышала трепещущая земля.